Стук колес поезда навевает тоску: за окнами вагона пролетают деревья, редкие домики, застывшие во льдах реки. На столике, рядом с газетой, лежат открытые часы на цепочке, отсчитывая минуты до прибытия. Заголовки газеты не привлекают внимания - излишняя городская суета уже давно не вызывала радости или, напротив, сожаления. С внутренней стороны крышки часов на юношу, одиноко сидящего в купе, смотрела маленькая девочка, своими чертами очень напоминающая этого самого юношу. Девочка улыбалась, хотя обычно людям запрещают проявлять эмоции в кадре. И одна эта эмоция сдавливала сердце до боли, заставляя не думать о собственных трудностях, а только идти вперед, к какой-то цели. Цель, на самом деле, была весьма проста и прозрачна, но вызывала отвращение. Этот молодой человек знал, что ему необходимо подавить в себе брезгливость, чтобы спасти нечто слишком дорогое его душе и потому сидел в этот самом купе, направляясь в определенный город. Снег, укрывший страну в это время года, тоже лишь досаждал - юноше больше нравилась осень с её ливнями и непередаваемой словами меланхолией. Но деваться было некуда и, как нельзя было вернуть прошлого, так и нельзя было повлиять на времена года. Оставалось ждать и вскоре он обязательно снова насладиться яркими осенними красками, а слух будет ласкать дождь, бьющий каплями по черепице крыш. 

По длинному коридору вагона проносится гул сигнала паровоза, оповещающий о скором прибытии на станцию. Поправляя шарф и надевая на голову кепку, юноша захлопывает часы, убирая их во внутренний карман теплого пальто. Поднимаясь с места, он вытаскивает с верхней полки чемодан и кожаную сумку, перекидывая последнюю через плечо. Поезд медленно замедляет свой бег и молодой человек выходит в коридор, приближаясь к выходу. Его темные кудри едва выбиваются из-под головного убора, взгляд темных глаз плутает по редким лицам людей, мелькающих в окне вагона. Является ли кто-то из них его мишенью? Его руки были по локоть в крови, но вряд ли хоть кто-то из них заподозрит в нём кого-то столь опасного. По статистике, люди не умели вычислять убийц, пусть и наёмных: многие до конца, даже в зале суда, пытались оправдывать своих знакомых, любимых или родственников. Чего уж говорить о тех, кто обладал прекрасным алиби и умел тихо выполнять свою работу? Поезд тормозит медленно: юноша открывает дверь, пуская в тамбур морозный холодный воздух. Спускаясь по откидной лестнице, он оказывается на перроне, осматриваясь. На первый взгляд - он гость здесь, но это временно. Совсем скоро его губ касается улыбка и взгляд приобретает более теплые оттенки - все внутренние терзания остаются погребены под тяжестью амплуа. Подходя к извозчику, юноша широко улыбается, произнося на чистом английском: “Добрый день! Моё имя Адам Шарп и я хотел бы арендовать у вас лошадь”. 

Путь до Йорка со станции оказывается длиннее, чем он предполагал. Поглядывая на небо, он хмурился, понимая, что может не успеть до города из-за ухудшающейся погоды. Поднимался ветер, так мерзко хватающий за полы пальто или края шарфа. Подгоняя лошадь, юноша двигался вперед, иногда останавливаясь, чтобы свериться с картой. “Черт бы вас побрал!” - ругался он себе под нос, когда оказывалось, что дороги и указатели замело, а куда двигаться дальше было неясно. Один раз ему повезло и он сумел спросить дорогу у одного бедного путника, направляющегося в сторону станции. Тот что-то тихо промямлил и не дал четкого ответа, заставляя внутри злиться, но смиряться с происходящим. Время шло к закату: вместе с сумерками пришло и ухудшение погоды. Снегопад усиливался, приобретая облик метели: двигаться дальше в таких условиях было абсолютно глупо и невозможно из-за высокого риска замерзнуть навсегда в одном из сугробов. 

На своё счастье, юноша заметил свет фонарей, пробивающийся сквозь снежную бурю. Подойдя ближе, юноша спешился и повел лошадь к тому свету, совсем скоро угадывая в постройке подобие фермы. Тело обдало легким разрядом тока, заставляя нахмуриться, но был ли у него сейчас выбор? Тем более, это напротив хорошо - это поможет в “работе”. Привязывая лошадь к ограждению, юноша пробирается сквозь снег к дому, поднимаясь по лестнице. Осматриваясь и замечая в окнах свет, он несколько раз стучит в дверь, а после ещё раз - чуть громче, желая привлечь внимание хозяев. 

Как только перед ним открывается дверь, юноша с улыбкой стаскивает с головы кепку, протягивая свободную ладонь для рукопожатия мужчине:

- Добрый вечер! Меня зовут Адам Шарп. Я гость в этом городе и, кажется, мы с моей лошадью заблудились в буране. Не могли бы вы нас приютить на эту ночь на вашей ферме?

На этот раз Мельхиор отворачивается, хотя ему всё равно сложно понять такое сильное смущение Шарлотты. Но делать особо нечего. Вернувшийся Джей, находясь в прекрасном расположении духа, вновь отпускает свои дурацкие неуместные шуточки. Мельхиор парирует их без особо энтузиазма и выходит вслед за выбежавшей Шарлоттой. Он не старается её догнать, но нагоняет её у лифта. Спускаются вниз они в полном молчании.

На улице, Мельхиор пытается протянуть Шарлотте шлем, но она, как возбуждённая кошка, нарезает круги вокруг байка. Её чаяния понятны ему лишь отчасти. Ему самому приходилось бывать объектом для некоторых членов элиты, и язык не повернулся бы назвать этот опыт хоть сколько-то приятным. Но, с другой стороны, ни у кого и никогда не было права контролировать его собственное тело. И уж тем более, относиться к нему с пренебрежением.

– В тебе нет ничего отвратительного, – очень просто отвечает Кэдоган, пожимая плечами. – С модификациями или без, ты всё равно остаёшься обычным человеком. Девушкой. А отвратительными людей делают мысли и поступки, их личность, а не внешность.

Мельхиору до жути не хочется оставлять байк навиду. Джей живёт в относительно мирном районе, но мародёров достаточно везде. И потому ему хочется просто сесть и поехать в сторону дома. Однако, он не может не уловить, что Шарлотта находится не в себе и довольно напряжена. Прогулка ей не повредит. Оптимальное решение приходит ему в голову довольно быстро, пусть о нём позже всё равно придётся пожалеть.

– Да, конечно, давай прогуляемся, – ободряюще улыбается Кэдоган и набирает Джею. – Пригляди за моим байком, – закатывание глаз. – Взамен? Я встречусь с тобой на неделе. Свидание? Да пошёл ты! Если на нём будет хоть одна трещинка, я тебя придушу. Нет, не как в БДСМ. Пока.

Мельхиор давненько не был в этом районе и не помнил каких-либо интересных мест, но для его спутницы вряд ли это имело какое-либо значение. Обычно, всё за пределами центра приводило её в восторг, поэтому путь он выбирает наугад. Улицы здесь не были запутанными, поэтому потеряться тут было почти невозможно. Особенностью района скорее являлось то, что прямо по соседству с относительно приличными жилыми домами, стояли заброшенные, часто аварийные здания, с которыми местные власти не делали совершенно ничего. Жителей, скорее-всего худо-бедно расселили, но дома не сносили, чтобы на их месте построить новое жильё или что-либо иное вообще.

Когда они ехали сюда, небо было ясным, но сейчас его затянуло тучами, от чего всё вокруг стало более серым. Впрочем, на настроение Мельхиора это не влияло. Всё равно он больше следил за Шарлоттой и, как выяснилось. не зря. В какой-то момент, засмотревшись куда-то, она поскользнулась и чуть не упала. Кэдоган вовремя схватил её за руку и потянул на себя, возвращая девушке устойчивое положение.

– Не забывай смотреть под ноги, – напомнил он, отпуская её руку.

Мельхиор и Шарлотта оказались очень близко друг к другу, почти как тогда, у него в мастерской. Однако, проникнуться моментом у них не вышло из-за того, что начался дождь. Сначала Мельхиору на нос упала всего лишь капля, но уже через несколько секунд вода с неба начала литься потоком. Продолжать прогулку под ливнем было решительно невозможно.

– Нужно укрыться от дождя.

Шарлотта была искренне благодарна Кэдогану, что он согласился на её внезапный порыв прогуляться вместе с ней. Она видела его взгляд, направленный на байк, и понимала, что даже если случится страшное, то покупка нового не поможет утешить Мэла. Возможно, это был подарок или долгожданная покупка с первых сбережений. Пока Кэдоган общался с Джеем, Лотти осматривалась по сторонам, в голове гоняя фразы Мельхиора по поводу её тела. Его мыслительный образ отличался от того, который был принят в Элите: люди из корпораций творили жуткие и страшные вещи, но все улыбались им, боготворя их действия и поступки. Слова же Кэдогана вызывали ностальгию по собственному мышлению, когда она ещё была ребенком или подростком, пока её не сломали окончательно, запрещая мыслить иначе. Помимо слов, она вспоминала и взгляды Мэла на неё за эти пару дней: заинтересованные, без похоти, но с какой-то мягкостью. Были ли она ему интересна? Если бы не была, то наверное он бы не ездил с ней или не потянулся в тот вечер, целуя. Однако, всё это могло было быть вежливостью или обычным увлечением, которое ничего не значило. От воспоминаний о том вечера сердце билось чаще, заставляя прикусывать губы с внутренней стороны рта. И поэтому она неосознанно дернулась, когда Мэл закончил разговор по телефону, предлагая ей выдвигаться. 

Рядом с Мельхиором было спокойно: её не пугал этот район или люди, заметно отличавшиеся от людей в центре города. Здесь были бедные, живущие на улице, люди, торгующие какой-то уличной едой, множество дешевых авто и бесконечное количество разговор, отрывки которых долетали до слуха Лотти. Всё это казалось настоящей жизнью: пусть в бедности, но зато свободны. Ей было невдомек, что бедность в Найт-Сити - это далеко не синоним слова “свобода”: везде были подводные камни и особенности. Например, заброшенные дома, которые кто-то забыл снести и от которых шли вверх тонкие струйки дыма - наверное, люди жгли костры, чтобы дать себе согреться. На соседних зданиях приветливо мерцал неон вывесок магазинов, пока в их тени голодали люди, ищущие пропитания в мусорных баках. Контраст был везде и он настолько сильно расходился со всем, что привыкла видеть Лотти, что в один момент, засмотревшись и задумавшись, она не заметила и подскользнулась, тихо вскрикивая от неожиданности. К счастью, её поймал Кэдоган, но счастье это быстро улетучилось, давая место смятению: прижатая к мужчине, она на автомате кивает на его слова, засматриваясь в глаза цвета чистых вод. Как и парой дней ранее, в тот вечер, они были так близко друг к другу, что хотелось привстать на носки, чтобы дотянуться и поцеловать его, наплевав на все страхи и условности. Но её порыв будет оборван первыми каплями дождя, упавшими ей на щеки, заставляющими несколько раз поспешно моргнуть. 

- Да, ты прав, - сдавленно произносит Шарлотта и нехотя отстраняется от мужчины. Возобновляя свой шаг, она чуть перегоняет его, нервно натягивая на ладони рукава своей кофты. Дождь постепенно становился сильнее и, на радость, Лотти вдруг замечает что-то в зарослях, уходящих под заброшенный мост. Не дожидаясь Кэдогана, девушка идет к ним и скрывается в листве, уже совсем скоро выглядывая обратно и подзывая ладонью мужчину к себе:

- Иди сюда, я кое-что нашла! - радостно произносит Лотти, вскоре вновь скрываясь в зарослях. 

То было, кажется, чье-то укромное место, где можно было уединиться наедине со своими мыслями. Мерцающие огоньки ламп были протянуты по облезлой стене старого моста,  посередине стоял диван, явно повидавший многое за свою жизнь, старые тумбы с бумажными экземплярами журналов и пожухлых книг, испачканная в краске гитара прислонилась к задней стенке дивана, на импровизированный пол были кинуты грязные ковры, а на одной из импровизированных полок даже стоял гость из прошлого - патефон. Разглядывая убранство этого места, Шарлотта подходила к тумбам, заглядывая в журналы и книги, с каким-то детским восторгом осматривала мигающие лампочки, но больше всего её увлек тот самый патефон, возле которого она крутилась после долгих минут пятнадцать или двадцать с лишним, пытаясь понять, как его запустить. Наконец, не без помощи интернета, она смогла понять как запустить эту машину, давая тихой музыке наполнить их с Мельхиором оригинальное укрытие. 

С той стороны, где было мало зарослей, открывался вид на город и на проливной дождь, каплями пронизывающий податливую землю. Его шум вместе с тихой музыкой старой пластинки успокаивал и дарил какое-то умиротворение, будто ограждая её от всего того хищного мира, в котором она жила. И в этом своеобразном оазисе она была вместе с Мельхиором, в сторону которого она обернулась, оглядывая его. Быть может, он прав? Прав, что ей не стоило бояться и быть более решительной, не обращать внимания на слова других и вспомнить, кем она была на самом деле? Она не была той дамой из высшего света: излишне чопорной, холодной, отстраненной - всё это было маской, которую её обязали носить. И сейчас, в этот вечер, так хотелось, чтобы всё это выдуманное окончательно треснуло, давая ей быть самой собой. 

Засматриваясь на Кэдогана, Шарлотта двигается с места и подходит к нему ближе, протягивая к нему ладонь и касаясь пальцами его руки, заставляя посмотреть на себя. Приподнимаясь на носках ног, Лотти приблизится к нему, касаясь своими губами его. Чувствуя, как огонек разгорается внутри неё, ей хочется ступить навстречу страху сильнее и она отстраняется от Кэдогана, делая несколько шагов назад. Порция адреналина ведет её решительным шагом к тому месту, где было меньше зелени, где ступая за границу ты мог оказаться под проливным дождем. Оборачиваясь к Мельхиору, Лотти подзывает его к себе ладонью, а после делает шаг навстречу ливню.

Холодные капли заставляют её тело напрячься: дыхание перехватывает и она с трудом делает первые из множество выдох и вдох, после широко улыбаясь. Простирая к небу руки, она смеётся, кружась под проливным дождем. И поворачиваясь к Кэдогану, она с улыбкой тянет к нему ладони:

- Иди сюда!

В ванной комнате повсюду стоят свечи, создавая особую атмосферу и задавая тон. Их пламя отражается на серебряном подносе и в стекле бокала, навевая мысли о некотором волшебстве. Волшебстве приятном и сказочном, которое обычно окружает тебя только в детстве, когда разум восприимчив и открыт ко всему новому. Правда, настоящая магия, которую Лотти скорее всего применила, как минимум, для того, чтобы свечи зажечь (Мельхиор не увидел нигде и намёка на спички), ничего не имела общего с чем-то детским. Некоторая сказочность может в этом и присутствовала, но скорее из разряда оригинальных сказок, чем версий, смягчённых специально для детского восприятия. Для Мельхиора, по крайней мере, это было именно так.

Мельхиор делает глоток шампанского и оставляет бокал у себя в руке. Свободной рукой он снимает лепесток с голени Шарлотты, прежде, чем она ускользает с поверхности под воду, двигаясь вдоль его тела. Её касание вызывает приятные ощущения, как и тёплая вода, в которую он погружён. В свою очередь, Мельхиор кладёт ладонь на ногу Лотти и неторопливо начинает поглаживать её. Дотянуться куда-то ещё сейчас ему проблематично из-за размеров ванны и их положения в ней, но в этом нет проблемы, потому что и так достаточно хорошо.

Чуть забывшись, Кэдогану хочется спросить, а почему она раньше так много думала о том, что подумают другие, но он вовремя прикусывает язык. Это в Фолмуте они для всех и каждого обычная влюблённая пара или даже муж и жена, а в Йорке они всего лишь любовники, узнав о связи которых, общество начало бы судачить и криво смотреть, ведь там у Шарлотты уже был законный муж.

– Согласен, довольно приятно не думать об этом. Как и игнорировать все те взгляды, что каждый раз обращены в мою сторону, стоит мне выехать в город, – Мельхиор пожимает плечами и чуть кривится. Ему уже давно безразличны чужие взгляды. Особенно те, что рассматривают его в качестве трофея или жертвы. Со временем это сделалось и вовсе более неприятным, нежели лестным. – Может быть, хотя бы когда я постарею и перестану быть привлекательным, они наконец поймут, что я не мясо на рынке. Хотя хотелось бы, чтобы это произошло пораньше, – сейчас он произносит это без особых эмоций, хотя какое-то время назад это начало вызывать в нём прямо-таки негодование. Однако, зацикливаться на этом сейчас – совершенно лишнее.

Мельхиор обхватывает Шарлотту за талию, когда та меняет положение, чтобы оказаться поближе. Сначала он делает это одной рукой, а потом, глотнув из бокала и поставив его рядом со вторым на столик, и второй.

– Надеюсь, не на совсем. Если что, с тобой я дыханием готов поделиться, – улыбается Кэдоган и целует Шарлотту, перемещая одну из рук выше, на заднюю поверхность шеи.

– За победу! – подхватывает бокал Мельхиор. Соприкасаясь стенками, бокалы позвякивают. Выпив содержимое, он чуть вытягивается, чтобы наполнить бокалы вновь. – Зная, что ты поддерживаешь меня с трибун, у меня просто не было никакой возможности упасть в грязь лицом, – заявляет Кэдоган и, возвращая более удобное положение, притягивает Шарлотту к себе, чтобы утянуть в поцелуй с привкусом шампанского.

Жизнь в наслаждении сладка: не нужно думать о горестях, о трудностях и о том, что ранит сердце и душу. Слова любимого ласкали слух, мягко убаюкивая в своих теплых объятиях. Хотелось бы остановить бег времени, затормозив настоящее, позволяя этому мгновению царствовать вечно. Находясь здесь с Мельхиором, Шарлотта всё чаще думала о том, чтобы позабыть о возвращении в пустующие коридора поместья семьи Финниган: закрыть для себя болезненный период прошлого, отпустить и не мучать мужа, упорхнуть из этого зацикленного колеса событий. Возможно, было бы действительно интересно начать новую главу своей жизни где-нибудь подальше от Йорка, вдали от обезумевшей толпы города. Однако, смогла бы она дать всё необходимое и желанное такое человеку как Мельхиор в долгоиграющей перспективе? Они оба были очень яркими и вспыльчивыми людьми: любая их ссора была вспышкой гнева и пламенем с искрами. Мельхиор был воспитан в патриархальном строе, Шарлотта - в матриархате. Да и она была бесплодной по среднестатистическим рамкам обычного, не магического, мира. Врачи в больницах разводили руками: всё было в порядке, но любая попытка забеременеть заканчивалась выкидышем или просто ничем. Было бы это приемлемым для Кэдогана? Они никогда не поднимала вопроса о детях, но многие мужчины, да и женщины, придерживались того, что девушка обязана родить ребенка. Сколько уже она слышала шепота за своей спиной с жалостью по отношению к Эгберту? Женщина, не умеющая родить, да разве это женщина? Да и опуская вопрос деторождения, ужились бы они в быту? Жили бы в гармонии или в постоянных склоках? Все эти вопросы, достаточно приземленные, отбрасывали тень сомнения на потенциальное совместное будущее. Хотя, у них всё ещё было общее настоящее, а большего и просить было бы стыдно. 

- Так я причина твоей победы? Не хотите ли вы сказать, сэр Кэдоган, что мне теперь стоит сопровождать вас в любой поездке на скачки, чтобы вы были абсолютным победителем в своей номинации? - со смехом произносит Лотти после нового поцелуя. Отставляя бокал на столик, Шарлотта обнимает мужчину за шею и прижимается к нему сильнее своим телом, опуская голову и касаясь губами его шеи. Её пальцы перебирают темные пряди на затылке Кэдогана, обводят светлую кожу чуть ниже границы роста волос. Она мягко целует кожу Мельхиора, оставляя вереницу поцелуя до самой мочки уха, напоследок касаясь той кончиком языка. Вся эта близость вызывает в ней предсказуемый прилив вожделения и ей кажется грехом не воспользоваться таким моментом. 

Отстраняясь от Мельхиора, Лотти тянется за маленьким пузырьком с какой-то жидкостью. Беря его в руки, она хитро улыбается Кэдогану и подмигивает ему, откупоривая бутылек. 

- Помнишь ту ночь у костра? Это отвар, усиливающий ощущения и повышающий наслаждение, - поясняет Шарлотта, прежде чем выпить половину пузырька. После, набирая в рот вторую половину, она приближается к Мельхиору и пальцами чуть надавливает ему на губы, заставляя приоткрыть их. Целуя мужчину, Шарлотта передает ему часть отвара, и отстраняясь, облизывается, - А теперь иди за мной, мой милый Мельхиор.

Шарлотта улыбается, поднимаясь из ванны. Она не обтирается полотенцем, ступая влажными стопами на пол ванной комнаты. Блики огней играют на влажной коже тела, пока Шарлотта двигается в сторону выхода из комнаты. Стоит ей оказаться в дверях, как она оборачивается вполоборота и пальцами манит за собой Кэдогана, желая продолжить этот вечер за чуть более горячим делом. 

Уже после, лежа в кровати среди смятых простыней, Шарлотта положит голову на грудь Мельхиора, пальцами оглаживая кожу его торса. 

- Мне так хорошо с тобой, - прошепчет ведьма, поднимая голову и взгляд к лицу Кэдогана, - Каждый день или ночь, проведенные с тобой, так сладки и приятны, - приподнимаясь на локте, Лотти подтянется ближе, чтобы утянуть Мельхиора в долгий и ленивый поцелуй, позволяя ему запустить свою ладонь в её распущенные рыжие кудри.

- Мне кажется, нам стоит чаще уезжать из Йорка, - без лишних дополнений или каких-то пояснений прошепчет она в чужие губы, поднимая взгляд к глазам мужчины.

Стоило ожидать того, что Шарлотта отступит. Мельхиор не может представить себя на её месте, но вполне понимает, что дело не в нём, а в травмах, нанесённых ей мужем, а может и не только им. Можно только гадать, с чем ещё она успела столкнуться, всю жизнь пересекаясь с сильными мира сего. Впрочем, это не его дело и, честно говоря, копаться ему в этом бы не хотелось.

Мельхиор видит, что на лице его работодательницы отражаются какие-то сложные эмоции, в которых он не в силах сходу разобраться, а потому и он сам отходит чуть поодаль и отводит взгляд. Лично его нервирует, когда кто-то стоит у него над душой, а потому и он сам не сверлит взглядом, ожидая немедленного решения. Ещё немного погладив сонного Клайда он спускает его вниз и со всей возможной аккуратностью укладывает его в переноску. Не стоит усложнять коту жизнь хотя бы в первые дни после операции. Оказавшись в переноске, кот издаёт короткий мявк и сворачивается клубочком.

Теперь только и остаётся, что неловко существовать в пространстве. Сесть не хочется, а чтобы подпереть стенку нужно ещё к ней подойти, и смотреться это будет крайне неестественно. Впрочем, он и просто стоит как-то принуждённо. Сложные чувства в последние годы редко его посещали, а если такое случалось, то он предпочитал топить их в алкоголе до тех пор, пока они не становились проще и не тонули в потребляемой жидкости. Сейчас, правда, пить ему не хочется, а хочется спать. Но, если он прямо сейчас пойдёт в свою комнату и ляжет в постель, укрывшись тёплым одеялком, сон к нему едва ли придёт. Сложные чувства тем и сложны, что не отпускают так просто, по щелчку пальцев.

Остаётся только ждать, что же сделает Шарлотта: выйдет из его кабинета или всё-таки вновь подойдёт к нему. И в конечном итоге она подходит, не смотря на него, утыкаясь лбом ему в грудь. Жест уязвимый и трогательный, от которого сердце ощутимо сжимается. Мельхиор протягивает руки ближе к Шарлотте, но мешкается, решая, как сделать лучше. В это время она поднимает на него взгляд, наполненный, как ему кажется, испугом и чем-то ещё. И в это мгновение она кажется младше своих лет.

– Ничего страшного не происходит, – говорит он мягким тоном и кладёт руки на её спину и талию, при этом не прижимая к себе.

Мельхиору кажется, что она от него чего-то ждёт. Скорее всего чего-то конкретного. И кому-то он это давал, кому-то отказывал. И сейчас ему не хочется углубляться в причинно-следственные связи, решать что-то с помощью разума, как он обычно и делает. В этот раз он выбирает отдаться чувствам и передать контроль сердцу. Мельхиор наклоняется к лицу Шарлотты довольно медленно, давая последний шанс передумать, но, не встречая сопротивления, он касается своими губами её. Почти невесомо, а затем ещё один раз, но более ощутимо. При этом он всё ещё не прижимает её к себе, наоборот, отпускает, когда отстраняется от её лица. Кровь начинает бежать по телу быстрее, загораясь, но при этом усталость никуда не делась. И вообще, всё это довольно странно аж до лёгкого головокружения. Но он не жалеет о своём поступке.

– Можешь не предавать этому значения. Пока что, – говорит он и поворачивается к выходу из мастерской.

Шарлотта давно не задумывалась о том, что чувствовала. Она позабыла, какой у неё любимый цвет или аромат, какие цветы она любит или какую еду предпочитает. Тем более она не углублялась в вопрос чувств и эмоций, ведь это было куда сложнее пресловутого вопроса о своих предпочтениях. Жизнь среди элиты постепенно отделяет разум от чувств, уничтожая последние. В случае Лотти, эти чувства и эмоции не были окончательно разбиты, только спрятаны под толстым слоем страха, ведь если кто-то заметит их, то съест тебя подобно самому кровожадному хищнику. Слов любви она тоже не знала, как не знала проявлений той самой любви по отношению к себе. Она была причиной смерти матери, которая умерла при родах, потому её ненавидели отец и брат, используя как разменную монету в делах бизнеса. Вечно одинокая, запертая в четырех стенах, ей дали образование, а после передали в руки мужу тирану. Она была запертой в золотой клетке пташкой, которая не знала, что значит парить на свободе. Все её попытки бунтов рушились из-за непрекращающегося прессинга со стороны мужа, желающего сделать из неё полностью послушную куклу. И теперь, самый последний, как она решила для себя, бунт, грозился стать фатальным из-за множества факторов. 

Мельхиор Кэдоган был олицетворением свободы: совсем иной, будто с другой планеты, он вел себя совсем не так, как было принято в элите. Он был настоящим. Он не пытался склонить её к чему-либо, как-то по-своему проявлял внимание и заботу, был внимателен к её словам и личным границам. Она совсем не заметила, как эмоции, которые она испытывала рядом с ним, стали другими: более чувственными, глубокими, яркими. Он заставлял её улыбаться и что-то, в районе солнечного сплетения, предательски сжималось при взгляде на него. Шарлотта боялась этих ощущений - она не совсем понимала, к чему они могут привести. Однако, она ясно понимала, что этот человек не причинит ей боли и зла, потому она подошла к нему ближе в этот вечер. 

Смотря на Мельхиора, Лотти не знала, что ей делать дальше. Его слова успокаивали и возвращали в периоды детства и юности, когда ещё можно было проявлять хоть какую-то часть эмоций. Когда он мягко приобнимает её, Лотти неосознанно сжимается, но почти тут же расслабляется. Её пальцы стискивают ткань футболки Кэдогана и ей хочется остаться здесь если не навсегда, то хотя бы на подольше. Она почему-то знает, что здесь ей ничего не угрожает - он не причинит ей зла. Внутри будто образуются странные вспышки, неописуемые словами ощущения, растекающиеся по венам приятной негой. Она испытывает.. трепет? Стоит Мельхиору приблизиться, она, кажется, забывает как дышать, переводя взгляд к его губам. Проходит не больше минуты, прежде чем его губы коснутся её, заставляя толпы мурашек пробежать по коже. Лотти прикрывает глаза, едва приоткрывая губы, желая поддаться чуть вперед, но Мельхиор отстраняется от неё, выпуская из объятий. Открывая глаза, она словно снова оказывается во враждебном мире из холода и непринятия. Она вслушивается в слова мужчины, поднимая к нему взгляд. “Пока что?” - проносится в мыслях, пока Шарлотта пытается унять часто бьющееся сердце. 

- Я пойду к себе, - тараторит Шарлотта, выходя из оцепенения. Делая несколько шагов назад, она подходит к дивану, на котором сидела Бонни, и берет ту к себе на руки. Она поспешно направляется к выходу из мастерской, но резко останавливается на пороге. Шумно выдыхая, она поворачивается вполоборота, бросая на Кэдогана взгляд. 

- Для меня это имеет большое значение. Доброй ночи, - Шарлотта отворачивается и покидает мастерскую, слишком быстро исчезая в коридоре квартиры, а после и в своей комнате.

Это был совершенно обычным днем в их новой реальности, Эгберт прикрыв глаза, вслушивался в голос жены, которая устроившись рядом, читала ему книгу. Он поглаживал ее ноги, а сквозь окно проникало яркое зимнее солнце, отражаясь от белоснежного снега. Оно уже грело и сулило раннюю весну. Сегодня был их своего рода выходной, перед весьма насыщенной неделей. 

С тех пор как Эгберт снова вернулся к исполнению обязанностей хозяина дома и беременности Шарлотты они решили все делать вместе. Хотя на самом деле это Эгберт боялся оставлять свою жену хотя бы на минуту без присмотра. Так бы они спокойно коротали бы день, если бы не испуганная до смертельной бледноты служанка. 

Шарлотта сориентировалась быстрее, но Эгберт не отставал, положив книгу на кофейный столик, он не менее торопливо последовал за женой. На мгновение он почувствовал легкий холодок, но это быстро прошло. Он спускался по лестнице, когда увидел, как Лотти начала падать. Перескочив ступеньки, Эгберт успевает поймать ее почти у самого пола. 

- Лотти! Милая! – восклицает он, не обращая внимания на стоявшего в дверном проеме Эггарта. Он поднимает взгляд на стоявшую рядом служанку. Он хмурится и гневно смотрит на нее. 

- Габби! Принеси воды! – говорит он и подняв жену на руки, наконец, обращает внимание в сторону входной двери. Он замирает… Это лицо, он видел его каждый день в отражении зеркала. Но сейчас перед ним был тот смерть, которого он видел собственными глазами. Он бы тоже упал в обморок, если на его руках не было Шарлотты. Поэтому Эгберт хмурится, словно пытаясь совладать с наплывом эмоции. 

- Проходи в гостиную, - еле выдавливает он и уносит жену в гостиную, что бы уложить на диван. 

- ГАББИ! ГДЕ ВОДА? – кричит он, вставая на колени перед диваном, служанка приносит стакан с водой и тут же убегает. 

- Лотти… Лотти… Милая, очнись! Давай сделаем глоточек! – причитает он, поднося воду. 

- Открой окно! – командует он Эггарту, что бы слегка проветрит комнату. Вопросов естественно было очень много, но для Эгберта сейчас было важнее здоровье жены, чем внезапно оживший брат. 

Реакция на появление дома Эггарта говорило лишь о том, что все окружающие видимо, считали его погибшим. Не сложно было сложить два и два что бы это понять. Эггарт погиб! Но как же тогда он сейчас стоит в прихожей и почему все это вызывало в глубине души что – то прохожее на раздражение, нечто чужое и не привычное. 

Эггарт смотрит Шарлотте в глаза и видит в них страх, он невольно прослеживает за ее руками и каким - то шестым чувством понимает, что она беременна. Была ли это та самая долгожданная беременность или ему стоит ожидать, что пока его не было он, наконец - то стал дядей? Эггарт не знал. Как и того где же остальные братья? Перед вылетом в тот роковой день, пришло известие о том, что отряд, в котором служили Тедди и Том был взят в кольцо. Судьба старших близнецов была неизвестна.

Но мы снова возвращаемся в прихожую, где Лотти начала падать в обморок. Эггарт не успевает среагировать, как ее благополучно ловит Эгберт. Было странно смотреть на такое же лицо, которое видишь в зеркале, но это чужое лицо. Лицо, постаревшее на несколько лет. По спине пробегают мурашки, на мгновение кажется, что связь между ними мимолетно восстанавливается, но тут разрывается, стоит столкнуться взглядом. 

Удивление, страх, беспокойство быстро смешивается в коктейль в котором не находится места для Эггарта. Он торопливо следует за братом и не на шутку напуганной горничной, которая то и дело бросала на него напуганный взгляд. Это раздражало, но он все же понимал, что не каждый день домой возвращаются мертвецы. 

Эггарт открывает окно настежь и в комнату влетает все еще довольно морозный воздух, охлаждая и освежая помещение. Еще через пару минут он закрывает окно, взяв плед, укрывает Лотти.

Он не знает, что ему еще делать. Что делать? Что говорить? Говорить ли вообще? Эггарт выглядит обеспокоенным и в то же время как побитая собака. У него не было времени и даже возможности привести себя в порядок. Обросший в старых лохмотьях он торопился домой. Дом – постоянная константа в этом, неожиданно ставшим не понятным, мире. 

Эггарт садится рядом с братом и заглядывает на побледневшее лицо Лотти. Он точно не хотел никого пугать. Но иначе поступить он тоже не мог, ведь даже пара дней вдали от дома, без семьи было невыносимо тяжкой. 

- Прости, я не хотел, - бормочет он тихо, словно нашкодивший ребенок. 

- Лотти, сестренка… Я не хотел пугать, - причитает он. Для него это все тоже было не просто и, судя по всему, в последующем легче не станет. Если даже семья так реагирует, а о других тогда и говорить нечего.

- Сколько меня не было? – спрашивает Эггарт наконец – то. Не может же быть что он «погиб» в ту ночь. Он почему – то думал, что может быть, это было после войны мало ли. Но если он «погиб» в ту ночь, то значит прошло уже около двух лет. Это было кошмарным осознанием. Где же тогда он так долго был? И почему не сообщал семье? И что все эти кошмары значат? Что должно было произойти, что бы он бросил всех? Мать, братьев, друзей и Маргарет с дочерьми. И то что он вернулся не вызовет ли это необратимые последсвия от которых он возможно защищал их? Вдруг он накликал беду на близких своим возвращением? Все эти мысли заполняли его голову, от чего она разрывалась приступами боли, стоит ему попробовать хоть что – то вспомнить.