В один прекрасный день мои одногруппницы отправились на экскурсию (и я вместе с ними).
Объект посещения именовался как "Дворец молодёжи" и находился за тридевять земель от центра города. Почти в тридесятом царстве.
Дружной толпой мы сначала ехали на дряхлом автобусе, а потом длинной вереницей шли пешком по узким тропам. Путь наш лежал через одно из кладбищ, которое в народе прозвали есенинским - из-за наличия бюста поэта в самом конце погоста. Это мне пришлось изложить своей лучшей подруге, шедшей прямо за мной, поскольку она понятия не имела, отчего какое-то задрипанное кладбище носит столь гордое название.
-- Вот, кстати, полюбуйся - господин Есенин, увековеченный в бронзе, - мы как раз проходили мимо него и я жестом экскурсовода указала рукой на торчащую за оградой голову.
Подруга восторженно промычала.
Дворец молодёжи оказался просто огромным. Говорят, раньше тут находилась военная база или что-то навроде того. Помещения напоминали собой спортзалы: очень высокие потолки, синяя краска, запах старых снарядов и пыли. Но везде было удивительно пусто - стены, пол, потолки и ничего кроме. Мы даже засомневались: а туда ли вообще мы приехали?
Впрочем, очень скоро оказалось, что туда. В соседнем зале кем-то были обнаружены полуразрушенные бетонные буквы, слагавшие когда-то слово "МОЛОДЁЖИ". На них даже местами остались следы краски - красной (ну а какой же ещё, в те времена-то). Успокоившись, мы всем скопом принялись исследовать пространство дальше. Часть группы побрела на верхние этажи; я тоже сперва туда пошла, проникла даже в какой-то кабинет, но ничего примечательного там не нашла: те же стены, те же потолки и тот же пол, только ещё добавились стол, стул и пыльный ковёр на одной из стен. Я с нескрываемым разочарованием спустилась вниз. А где же всякие артефакты? Выпуски газеты "Пионерская юность"? Изъеденный мышами плакат о пользе здорового образа жизни? Стопки пустых накладных в кабинете начальства? Ничегошеньки. Одно сплошное надувательство! Зато теперь понятно, почему у такой махины нет никакой охраны - потому что охранять тут уже давно нечего.
Если вообще было что.
Чем дальше я продвигалась, тем сильнее и отчётливее несло какой-то вонью. Я поморщилась: так за версту воняли местные алкоголики в деревне и в том самом магазине в моём дворе, у которого вывеска с помидорами. Но откуда им здесь было взяться? Говорят, что, конечно, бешеной собаке и семь вёрст - не крюк, но чтоб настолько...
Вонь, надо сказать, заприметила не только я - через пару минут носы зажимали уже все и, превозмогая рвотные позывы, толпа во главе со мной отправилась на поиски источника этого амбре; вопрос обнаружения стоял уже чисто принципиальный.
Наконец нашему взору предстала последняя комната. В ней располагались длинные скамьи, на которых, в свою очередь, располагались бабушки. Они все были одеты приблизительно одинаково - так, как и одеваются типичные бабушки: плотные тёмные платки, фуфайки, из-под которых выглядывали полы цветастых платьев, куча разных носков и резиновые калоши. У некоторых при себе имелись палки - для того, чтобы опираться на них при ходьбе. И как бы то ни было удивительно, но смрадом разило именно от них.
Кто сколько может насчитать за свою жизнь увиденных бабушек-алкоголичек? Я до той поры знала лишь одну.
Я уже хотела переступить через порог, чтобы подойти к безмолвным старушкам и задать им пару вопросиков, как вдруг меня остановил чей-то незнакомый голос:
-- Это алкоголики, они здесь лечатся.
Первая часть предложения меня уже перестала удивлять, ладно. Но вот "лечатся"? Здесь?! Наркология в заброшенном здании дворца молодёжи - это полный берд, ведь нигде, ни в одном помещении не было абсолютно ничего похожего на больничный интерьер! Я развернулась, чувствуя тревогу и интуитивно понимая, что входить туда явно не следует.
Я стала внимательно разглядывать всё вокруг, пытаясь найти ну хоть что-то похожее на то, что могло бы сказать: да, это действительно лечебно-профилактическое учреждение, всё в порядке, молодые люди, мы тут просто арендуем площадь с прошлой недели. И я уже почти отчаялаясь, когда натолкнулась глазами на нишу в стене.
В нише была совершенно заурядная пластиковая дверь. Такие двери везде стоят, в магазинах, в поликлиниках, в цветочных ларьках.
Над дверью красовалась не менее заурядная зелёная табличка "выход".
Сквозь прозрачную вставку в двери просвечивала табличка, приколоченная с другой стороны. Хоть и задом наперёд, но я смогла прочесть то, что на ней написано.
А написано было, что это диспансер. Диспансер для принудительного лечения лиц, страдающих наркотической зависимостью.
Сзади меня послышались шаги. Это был явно не кто-то из моих одногруппниц - они все были в обуви на плоской подошве, а эти шаги производились ногами, обутыми в каблуки. С трудом переваривая действительность, я обернулась и увидела молодую медсестру. Она как раз направлялась в ту комнату, с бабушками, несла какие-то документы и приветливо улыбалась. Завидев меня, она улыбнулась ещё шире и помахала рукой.
-- Будь осторожнее, а то станешь как они, - сказала она, подойдя чуть ближе и кивнув на смирно сидящих старушек.
Я забегала глазами по помещению - не услышал ли кто? Мне решительно не хотелось, чтобы хоть кто-то из девчонок догадался о моих напряжённых в последнее время отношениях с алкоголем.
Стараясь сохранить лицо, я медленно, чтобы не вызвать подозрений, пошла в сторону выхода. Никто даже внимания не обратил, может эту медичку ещё и кроме меня никто не видел? Вот была бы полная грехота, как говорила моя прабабушка. Дойдя до тех самых бетонных букв, замеченных ещё в самом начале, я остановилась, прикоснулась к ним и почувствовала странное отвращение. Отняв руку и посмотрев на плотный налёт пыли, покрывший ладонь, я устремилась к выходу.
Какое-то просто феерическое невезение у меня с этими медсёстрами! Несколько лет назад мне несколько ночей подряд снился один и тот же кошмар - там, правда, были археологические раскопки (но тоже в больнице), тоже цокала каблуками медсестра и труп ещё ожил и сбежал потом.
А теперь, вон, дворец молодёжи, старушки... декорации чуть-чуть поменялись, только медсестра осталась на месте. Может, из-за угла сейчас и упырь какой-нибудь на меня полезет?
На улице было свежо. И пылью не пахло. И алкоголиками тоже. Я обернулась на эту серую громаду и сказала ей про себя, что больше ни за что сюда не приду.
Проходя вновь через кладбище, я тормознула возле медного Есенина. Около полутора минут мы пристально смотрели друг на друга, а потом я сказала:
-- Видишь, до чего доводит пьянство?
Не дождавшись ответа (хотя господин поэт в таком состоянии ответить бы и не смог), я по рыхлому снегу, сунув руки в карманы и ссутулившись, проследовала на конечную остановку того самого дряхлого автобуса. Сев в него и вдохнув тошнотворный запах дешёвого топлива, я с тоской посмотрела в запыленное окно.
Полузимний мартовский закат. Облегчения я не чувствовала.
